Влияние авангарда на тексты песен Дельфина

Сквозь многие произведения Дельфина проходит мотив «мертвого мира», в котором и «вместо Бога какая-то гадина, а любовь к нему меряют только каратами». Яркое, будоражащее описание конца света представлено в первом треке проекта «Туннель»: апостолы обращаются к Богу, который бросил человечество.

А он их не слушал –

Мясное кушал:

Руки, ноги людские

Макал в речном иле.

В мире воцарился хаос:

А что любовь? Так она умерла.

Ангелы говорят –

Люди долго били ее ногами.

Говорят, она очень хотела,

Но не смогла выжить,

Чтобы остаться с этими дураками.

А они ей в горле – дыру ножом,

И кровь любви –

Ненависть – на землю хлынула

Последним теплым летним дождем,

В котором все сгинуло…

Подобная гиперболизация, эпатажность образов характерна не только экспрессионизму, но и другим направлениям авангарда.

«Авангард характеризуется экспериментальным подходом к творчеству, выходящим за рамки классической эстетики, с использованием оригинальных, новаторских средств выражения, подчеркнутым символизмом художественных образов».[3]

Авангард, как известно «хочет, чтобы его ругали <…> агрессивен <…> нигилистичен <…> деструктивен <…> всегда вторичен <…> задорен и весел» [6, с. 131]; «самый смысл его эстетической позиции – в активном и агрессивном воздействии на публику. Производить шок, скандал, эпатаж – без этого авангардное искусство невозможно <…> оно призвано поразить, растормошить, вызвать активную реакцию у человека со стороны» [57, с. 12] (что ярко выражено в упомянутом выше «Треке № 1» проекта «Туннель»); «через уязвление чужого сознания эстетический субъект авангардного дискурса самоутверждается. Для этого нуждается в альтернативном ему адресате» [69, с. 19].

Приведенные черты авангарда можно обнаружить в творчестве Андрея Лысикова, в реакции на некоторые его песни и выступления «благопристойной публики», которая порой намерено провоцируется (например, можно вспомнить выступление на фестивале «Максидром» в 2006 году, когда Дельфин и его музыканты появились в серебряных облегающих костюмах типа «человека-амфибии»).

Основные качества авангарда нашли отражение в неоавангарде. Свобода от традиций у поэтов-авангардистов связана, прежде всего, со свободой от традиций соцреализма. Изменение структуры языка приобрело иной характер: «официозный, идеологизированный язык, как и язык «народных масс» – разрушался, что помогло неоавангарду преодолеть «объективно данный общий мир», гнет утопии, соцреалистическую квазиреальность» [48]. В то же время в классическом авангарде преодоление существующих традиций «общего» мира «было неотделимо от революционной утопии нового языка, нового общества и новой личности» [40, с. 259].

«Как и классический авангард неоавангард включает в себя несколько течений: неофутуризм, неоакмеизм. Неофутуризм 1950-60-х годов отличается от своего историко-литературного прототипа полным и принципиальным отказом от утопизма. Неофутуристы не пытались создать язык будущего, но новую активность приобретает в их творчестве идея возвращения к некоему праязыку (хлебниковская концепция)» [48].

«Наиболее последовательно принцип разрушения грамматического единства текста реализуется в поэтике группы ОБЭРИУ. В частности, одним из ведущих приемов в поэтике обэриутов выступает ориентация на «грамматический абсурд». И здесь же, на наш взгляд, наблюдается главное расхождение между грамматикой в поэзии Лысикова и грамматикой авангардистского (футуристического, обэриутского) текста. Разница эта заключается в первую очередь в том, что для концептуально-художественной системы русского поэтического авангарда преодоление грамматики напрямую связано с общей «языковой идеологией». Деструктивный элемент оценивается в рамках авангарда как центральный аспект поэтической системы, как универсальная порождающая матрица, детерминирующая собой семантические характеристики текста» [74].