"Хованщина" М.П. Мусоргского: грани образа святой Руси

[13] При этом не стоит преувеличивать склонность старообрядцев видеть в Петре I антихриста - такие умонастроения если и были в их среде, то на периферии.

[14] «Став в начале IV в. благодаря инициативе императора Константина официально дозволенной (а к концу того же столетия господствующей) религией в Римской империи, христианство надолго оказывается под покровительством государственной власти (т.н. «константиновская эпоха»; границы христианского мира некоторое время примерно совпадают с границами империи. < .> Эта парадигма < .> определила византийскую идеологию «священной державы» (ср. в Московской Руси идею «Москвы третьего Рима»).

Но и на фоне сакрализации трона реальность постоянно создавала конфликты между христианской совестью и властью, оживляя актуальные для любой эпохи христианские идеалы мученичества и «исповедничества», т.е. морального сопротивления власти (такие ключевые для христианской традиции фигуры святых, как Иоанн Златоуст в ранневизантийскую эпоху, митрополит Филипп в русском православии, связаны именно с исполнением христианского долга перед лицом репрессий от вполне «единоверных» им монархов)» - 2, с.491.

[15] Это понятие выступает чаще как рудимент язычества, и если и привлекается христианином, то с поправкой на категории Божией воли и Божиего промысла, который осмысленен, не фатален и может быть изменен участием человека. В этой связи интересен смысловой оттенок резюме Досифея об участи Голицына ("свершилось решение судьбы неумолимой и грозной, как Сам страшный Судия"): безличной «судьбе» все же противопоставляется решение Личного Бога.