Историко – психологический портрет М. Равеля

У любого композитора процесс формирования стиля обусловлен теми или иными интересами и предпочтениями. У Равеля они тоже были. В детстве он любил Шумана, затем — Мендельсона, в котором ценил ясность и стройность формы. На всю жизнь он сохранил любовь к Листу. Однако еще больше он тяготел к русским мастерам: здесь можно говорить о творческой близости, о влияниях, сказавшихся на его эволюции, особенно — в области гармонии и оркестровки. Излюбленные Равелем септимы и ноны часто встречались, конечно, у западноевропейских композиторов XIX века. Возможно, что он почерпнул немало гармонических новшеств у Грига, чьи произведения были так популярны в годы его юности. Но еще больше было воспринято от высоко ценимых им Бородина, Римского-Корсакова, Балакирева, а позднее и от Мусоргского. Все это вошло в музыкальный мир Равеля как нечто важное и любимое. Рядом с этим напомним о влияниях Шабрие, Сати, Форе и, конечно, Дебюсси, чей гений быстро поднимался к зениту.

В консерватории Равель обучался по фортепиано у Щарля Берио, контрапункту и фуги у Андре Жедальжа, а в классе композиции у Габриеля Форе. Равель особенно ценил уроки этих профессоров. В своей «Автобиографии» он писал: « .самыми ценными чертами моего мастерства я обязан Андре Жедальжу. Не менее полезны были для меня и доброжелательные указания такого большого художника, как Габриель Форе». Последний не принадлежал, как известно, к сторонникам новых течений, но он сразу распознал дарование Равеля и «стал защитником и другом этого студента, чья репутация анархиста росла и укреплялась». Профессор ценил в своем ученике стремление овладеть мастерством, вкус к ясности и благородству звучания, к пластичности формы, словом — верность лучшим традициям французской музыки, которые были дороги и ему самому.

Для Равеля народная песня как иноземная, так и своя, французская, была предметом постоянного и тщательного изучения. Равеля влечет не только старинная, но и живая, современная народная музыка, не только крестьянская, но и городская, и прежде всего ее танцевальные формы. Позднее Равель, как и Дебюсси, будет с восхищением изучать французских мастеров XVIII века — Рамо и Куперена. Его связи с традициями родной культуры многогранны, прочны, и не только в области музыки, но также — поэзии, литературы, живописи и эстетики.

В музыкальной жизни Франции того времени просматривались различные, но, вместе с тем, вполне закономерные художественные и эстетические тенденции. В атмосфере музыкального Парижа того времени, отчетливо вырисовываются на два лагеря: цитаделью одного из них была консерватория, другого — Национальное музыкальное общество. Большинство музыкантов поколения Равеля на долгие годы оставались в плену одного из этих двух лагерей. Одни, не мудрствуя лукаво, шли по спокойному, легкому пути традиционализма, другие молодые музыканты чувствовали себя дерзкими мыслителями и смелыми уже потому, что примыкали к школе Сезара Франка , во главе которой стоял Венсан Д'Энди. В своей творческой и общественной деятельности Д'Энди старался сочетать верность заветам своего учителя Франка с восторженным поклонением Вагнеру и стремлением возродить во Франции церковную музыку с целью оздоровления вкусов и нравов французского общества.