«Моцарт и Сальери»: литературный первоисточник как оперное либретто

«…я ныне

Завистник. Я завидую; глубоко,

Мучительно завидую».

Если в характеристике Моцарта происходят переключения образно-эмоционального плана («вдруг»), то Сальери поглощен одним желанием — восстановить свой потерянный мир любой ценой.

В трагедии Сальери показан в кульминационный миг, когда решение убить врага уже неодолимо вдет героя за собой:

«Нет! не могу противиться я доле

Судьбе моей: я избран, что б его

Остановить — не то мы все погибли,

Мы все, жрецы, служители музыки,

Не я один с моей глухою славой…».

«Избранник», «жрец» — эти определения скорее говорят о желании иметь власть над миром. Но эта власть ускользает от героя. Ошеломленный музыкой Моцарта, он не может простить ее «глубину», «смелость» и «стройность», а с другой стороны, не может не наслаждаться ею («Друг Моцарт … / Продолжай, спеши / Еще наполнит звуками мне душу…»).

Но этот узловой момент жизни героя («Теперь — пора!») вызревал долго и мучительно. Сальери сам признается, что 18 лет носит яд с собой — 18 лет он жил в тяжелых душевных терзаниях («И часто жизнь казалась мне с тех пор / Несносной раной», «обиду чувствую глубоко», «мало жизнь люблю», «Как жажда смерти мучила меня», «Как пировал я с гостем ненавистным»). Смерть Моцарта для него — избавление от мук и долгожданное возмездие.

А. С. Пушкин в образе Сальери раскрыл внутреннюю борьбу, в монологах и диалогах с поразительной тонкостью преподнес психологическую мотивацию каждого его действия, каждой реплики героя.

Пушкинская драматургия открыла психологические глубины характеров, дала детализацию и «крупный план» в изображении человека, стоящего на грани, играющего с жизнью в смертельную игру. Благодаря этому, в музыкальном театре появился новый «негероический» герой, внутренний мир которого стал центром притяжения.

Было показано, что конфликт, обусловливающий развитие действия, носит внутренний характер и носителем его является образ Сальери. Рассмотрим, как в пьесе решается трагическая сторона.

Автор не дает прямых признаков трагедии. Трагедийность по отношению к Моцарту и Сальери выражается по-разному. Трагедия Моцарта показана через серию косвенных указаний. Мы не знаем, наступила ли смерть Моцарта (у А. С. Пушкина персонаж просто уходит со сцены) — все это вынесено за пределы сюжета. Автор позволяет зрителю самому додумать трагический финал, обозначая его в двух фразах:

Моцарт

«… Но я нынче не здоров,

Мне что-то тяжело; пойду, засну.

Сальери (один)

Ты заснешь

Надолго, Моцарт!».

Ощущение (не событие!) трагедии как бы прорастает и постепенно утверждается через предчувствия Моцарта, невольные намеки. Тема смерти заявляет о себе уже в первой картине («Вдруг: виденье гробовое»). Во вторую картину А. С. Пушкин ввел еще одну легенду о Моцарте — таинственную историю о черном человеке, заказавшем Реквием[23]. В трагедии эта история продолжает линию тревожных предчувствий и невольных прозрений Моцарта, открывающих замысел Сальери:

«Мой Requiem меня тревожит.

… … … … … … … … … … … …

Мне день и ночь покоя не дает

Мой черный человек. За мною всюду